«Отдыхать», эта простая мысль преследовала блондина вот уже несколько дней подряд, ни на секунду не покидая. Порой такое бывает, что в глубине подсознания просыпается старушка лень и начинает грызть тебя за бока, заставляя приложиться всем телом к любой мягкой поверхности и спокойно уснуть часов на десять, как минимум, не желая потом ничегошеньки делать, кроме как флегматично выпивать вино и переставлять фигурки на шахматной доске. Да, такое бывает после нескольких утомительных недель работы с не менее утомительными подопечными, в которых приходится буквально силой вдалбливать прописные истины. Один сплошной и непрекращающийся стресс. Так почему бы не побаловать свое высочество и поддаться влиянию тетушки лени? Хотя бы один день. А может два. Ну, максимум – три. С половиной.
Устроив своим шалопаям заслуженный выходной, ближе к вечеру отправив тех в свободный полет по Бездне, Томас настолько быстро, насколько он мог, пробрался в свою комнату, уверенным шагом продвигаясь по коридорам.  При этом он, оставаясь незамеченным, талантливо обходил ненужных знакомых, которые с радостью бы присели ему на уши на несколько часов, затем утаскивая либо в бар, либо в любое другое место, где есть выпивка. Не то чтобы Томас прослыл в этом месте как заядлый алкоголик, просто он очень убедительно изображал из себя пьяного. Дверь с победным стуком закрывается за спиной англичанина, щелкая замками. Спокойно вздохнув, мужчина поставил около двери трость и неспешным шагом прошелся по небольшому коридору, попадая в гостиную. На диван в строгом порядке летят сначала перчатки, затем жилетка, а позже рубашка. Легкий беспорядок, образовавшийся на диване, ничуть не смущал блондина, который привык содержать место своего обитания едва ли не в стерильной чистоте и хранить все вещи строго на своих местах. Сейчас все было с точностью да наоборот: такой легкий беспорядок идеально подходил его настроению. Слегка сумбурному, но относительно радостному. Окинув взглядом помещение, Томас, достаточно многозначительно вздохнув, прямо наводкой направился в ванную, попутно отправляя на диван и свои штаны. Ледяные капли воды флегматично стекали по телу, очерчивая его линии, забирая следом за собой усталость и плохое настроение. Холодный душ – средство от всех недугов после утомительных рабочих недель. Да, именно этого мужчине и не хватало. «Бокал вина и сигареты…», мечтательно прикрыв глаза, подумал англичанин, вытираясь махровым полотенцем и выходя из ванной. Натянув на себя легкие свободные штаны (пижамные, если хотите), оставаясь с голым торсом, мужчина ловко захватил бутылку вина и бокал со стеклянного столика в гостиной и легким движением руки приоткрыл дверь, ведущую в спальню. Помещение было погружено в легкий полумрак, освещаемое лишь светильниками, располагавшимися на прикроватных тумбах по бокам кровати. На гладкую поверхность тумбы с легким стуком опускается бокал, из бутылки вытаскивается пробка, и стеклянный сосуд в ту же секунду ровно наполовину заполняется кроваво-красной ароматной жидкостью. Довольно улыбнувшись, Томас поставил бутылку, беря с тумбочки пачку сигарет и зажигалку. Терпкий вкус вина и приятный запах сигаретного дыма. Что может быть лучше? Не хватает только атмосферной музыки, но англичанину упорно не хотелось слушать ничего кроме тишины. Ему попались до безобразия болтливые подопечные, кляпов, на которых, просто не напасешься. Докурив сигарету и допив вино, Томас прилег на кровать, опускаясь в ее мягкие и такие желанные объятья. Влажные волосы тот час же сползли на глаза, заставляя мужчину сначала сощуриться, а затем и вовсе закрыть глаза. «Чертовы дети. Из-за них я лишаюсь таких прекрасных вечеров», думалось Томасу. Одно время у него действительно вошло в привычку проводить каждый вечер именно в таком размеренном темпе, именно в таком порядке, правда, еще включая музыку и перечитывая какую-нибудь научную ересь вроде психологии. Однако тогда он был далек от Бездны, от детей и от прочих раздражителей, которые сейчас сильно усложняли ему жизнь. И что самое интересное, ему ни секунду не было скучно в такие утопические вечера. А когда их еще и скрашивала какая-нибудь прекрасная особа, с которой можно было забыться на несколько бурных часов, и о которой на утро и вспомнить-то нечего, кроме как въевшийся в простыню и витающий в воздухе запах духов.… Тихо фыркнув, с этими мыслями Томас флегматично перевернулся на живот, смахнув с лица влажные волосы и уткнувшись носом в подушку. Он и сам не успел заметить, как задремал, оставляя включенным свет в спальне и в гостиной.

Ровное, спокойное дыхание, уголки губ еле заметно подрагивают, словно растягиваясь в мимолетных улыбках. Томас редко когда спал тихо и спокойно. Его сон был чутким, он все время то и дело подскакивал от малейшего шороха, который раздастся в его спальне, хватаясь за пистолет, который всегда хранил под подушкой. Если брать в расчет его веселое прошлое, да и тот факт, что все его ученики тайно желали снести ему голову с плеч, то не мудрено, что к спокойному отдыху он был совершенно не приспособлен, зато приспособился спокойно спать с пистолетом под подушкой. И вы бы привыкли. И не только с одним пистолетом спать, но и с целым оружейным складом. Однако сегодня то ли бокал вина так на него подействовал, то ли холодный душ, то ли приятный ночной воздух и витающий в комнате приятный аромат вина и сигарет, но сон у него был относительно спокойный. Мозг рисовал различные абстрактные картины, воспроизводил отдельные сценки последних нескольких месяцев, демонстрируя только приятные и интересные моменты. Томас вообще редко видел сны и возможно, когда он проснется, это станет для него приятным сюрпризом.
До ушей доносились какие-то шорохи, звуки чужих шагов, тихий шепот, отдающий нотками знакомого и приятного голоса, с ярким американским акцентом. Томас не хотел просыпаться, стараясь растянуть удовольствие от сна, который он видел, лишь сильнее зарываясь носом в подушку, и что-то невразумительно мурча себе под нос. Вот, кто-то коснулся волос, зарываясь пальцами во влажные локоны, беспорядочно перебирая и спутывая их, неуверенно скользит рукой по спине, касаясь рваных шрамов и давно забытых ран. Мужчина довольно улыбнулся, сквозь сон, невольно подаваясь навстречу этим невесомым прикосновениям. Но вдруг это мимолетное безумие закончилось, и началось другое, чуть менее приятное.
- Какого х… - прокашлялся, от ударившего в нос резкого запаха спирта, а заодно и вовремя вспомнил, что он, вроде как, джентльмен - …черта!? – Охрипший, срывающийся голос, еще окончательно не проснувшегося человека. Блондина буквально силой вытянули из плена его же мыслей, заставляя мгновенно проснуться и по привычке запуская руку под подушку, а затем, вспоминая, что оба пистолета спокойно себе лежат в тайнике, и быстро пристрелить нарушителя спокойствия ему сегодня не удастся. Неприятное ощущение, которое буквально растеклось сначала по спине, а затем и по всему телу, заставило мужчину нервно дернуться на кровати, отползая в, предположительно, противоположную сторону, подальше от неизвестного гостя. По всем законам жанра это, естественно, не могло остаться безнаказанным и мужчина, свалившись с кровати, приложился всей своей аристократичной тушкой к полу, достаточно больно ударяясь спиной и исстрадавшимся затылком. Блондин зашипел, подобно разъяренному коту, открывая глаза и недовольно потирая затылок. Сон как рукой сняло, спасибо доблестным докторам за это. Зацепившись рукой за прикроватную тумбу, Томас медленно поднялся с пола, с видом «мрачнее тучи», опущенной головой, и спадающими на лицо влажными, взлохмаченными прядями волос, которые закрывали его глаза. Возможно, это не было заметно, но Томас буквально содрогался от злости, с силой, до ноющей боли сжимая кулаки. Краем взгляда, заметив знакомую высокую фигуру, облаченную в жизнерадостный черный цвет, которая стояла у другой стороны кровати, в дрожащих руках сжимая зажигалку. – До-о-о-о-о-ок…! – Злимся-злимся, закипаем. Одним движением руки смахнув с лица надоедливую челку, Томас посмотрел на Алана таким взглядом, будто старался силой мысли пригвоздить того к стенке и ровным слоем по ней же и размазать. Мысли путались, одна неприличнее другой, голова кружилась от достаточно резкой и неприятной побудки, а в нос ударял неприятный и резкий запах спирта, заставляя англичанина бороться с нескончаемыми позывами кашля. Шикарный отдых. Спокойно вдохнув ртом воздух, Томас, деловито сложив руки на груди, перевел взгляд на зажигалку в руке доктора, чувствуя как обжигающие капли стекали по телу. «Запах спирта, зажигалка. Запах спирта, зажигалка. Спирт, зажигалка. Спирт и огонь… Что!?», аж глаз нервно дернулся. «Да уж, сжечь меня еще точно никто и никогда не пробовал. С дебютом вас, Сир» – Ладно, я даже не буду спрашивать, какого черта вы делаете в моей спальне, и как вы вообще проникли в мою комнату, меня уже ничто в этом месте не удивляет. – Тихо, хрипло, но четко произнес англичанин, смерив брюнета холодным взглядом. – Но позвольте несколько нескромных вопросов, сэр. – Короткая пауза, еле заметная ухмылка. – Во-первых: что это вот сейчас такое было, а!? – Стараясь сдержать раздражение, поинтересовался англичанин, тот час же продолжая: - Во-вторых: и что же вы пытались во мне разжечь подобным образом? Огонь страсти разжигается совершено по-другому, док, пора бы уже усвоить это, в вашем-то возрасте. – Томас беззвучно хохотнул в кулак. - А если это была попытка убийства, то, мне кажется, это входит у вас в плохую привычку. Вы хотите поговорить об этом? – С наигранно-озабоченным видом поинтересовался Свит, не весьма удачно изображая заботливого психолога. – Но только не сегодня. А сейчас у вас есть всего несколько секунд: убирайтесь с глаз моих долой, и я сделаю вид, что ничего этого не было. Я думаю, выход вы найдете самостоятельно, и мне не придется вышвыривать вас как бродячего щенка. – Вы думаете, он злился? Нет, что вы. Томас стоял неподвижно, словно ожидая чего-то, внимательно наблюдая за доктором, за его движениями, слегка прищуриваясь. «Что-то мне в его поведении точно не нравится. Как будто он, мягко скажем, не совсем трезв. И руки дрожат. Просто отлично, Сир, отлично. Посреди ночи ко мне вваливается полупьяное нечто, поливает меня спиртом и пытается поджечь... Мне ведь все равно никто не поверит, верно?», мужчина обреченно вздохнул. «Господи, за что!?», Томас был атеистом, но в тот момент ему хотелось помолиться хоть кому-нибудь.

«Я, наверное, все-таки поторопился со своими заявлениями. Мне очень интересно, какого черта он тут делает, да еще и в таком состоянии. Хотя, нет. Просто: какого черта в таком состоянии? Что я уже успел сделать ему за прошедший месяц, при условии, что мы вообще не пересекались? Я оставил его в покое, отгородил от себя, воздвиг невидимую стену, что ему еще от меня нужно? Или может…», англичанин мотнул головой, словно отгоняя от себя ненужные мысли, которые без остановки лезли в голову. «Он просто пьян», твердым  безапелляционным голосом заявил рассудок. «Ладно бы просто пришел, с такими же намерениями, я бы даже не удивился… но, черт, почему именно в таком состоянии? Что же вы творите с собой, док?», думал англичанин, внимательно наблюдая за брюнетом, который невидящим, опустошенным взглядом смотрел в одну точку, словно пытаясь просверлить дыру в стене силой мысли. Он даже ни слова не ответил на ехидство англичанина, чем разозлил последнего еще больше. Улыбка мгновенно исчезла с бледного лица, сменившись безразличием, с блестящим гневом в голубых глазах. И вот, их взгляды пересеклись, а взгляд американца нервно забегал, его начало заметно трясти, а затем он и вовсе рухнул на кровать. Томас, наблюдая за этим зрелищем, лишь недовольно прицыкнул языком, удивленно изогнув бровь. Такой Алан вызывал у него лишь нескончаемый поток отвращения, смешанного со злобой, и желание взять пистолет и пустить ему пулю в лоб, избавляя мир от такого слабого и ничтожного человека, который ни при каких условиях не выживет в жестокой системе, а самого доктора от страданий, которое ему причиняет его существование. Хотя нет, это даже не Алан. Англичанин упорно отказывался поверить в происходящее. Где же тот прежний язвительный, упрямый, нахальный, самоуверенный и умный человек, и что тут делает эта истеричка? «Лживый ублюдок? Это, я так думаю, сейчас было сказано в мой адрес? Ну ладно лживый, ладно. Но ублюдок… как-то слишком грубо», иронично заметил мужчина, наблюдая за попытками доктора оттолкнуть от себя невидимое для Томаса существо, которое, судя по выкрикам, распустило свои загребущие руки. А если серьезно судить по выкрикам Алана, то англичанин даже боялся подумать: кто же именно явился бедному доктору в виде навязчивой галлюцинации, и очень боялся, что это все-таки окажется он сам. «Пьянь подзаборная», Томас мог стерпеть многое. Человеческую слабость, глупость, чужие глупые ошибки, но он терпеть не мог пьяных людей. В детстве он не раз видел отца в хлам пьяным. Нет, он не бил мать, не трогал маленького Тома, но нес такую ахинею и устраивал такие концерты, что даже маленькому восьмилетнему ребенку это казалось сказочной чушью. Спустя много лет все чаще и чаще заглядывая в различные бары, Томас не переставал поражаться степени тупости, до которой опускались вроде бы не глупые люди, когда находились под властью алкоголя. Если и напиваться в хлам от горя или радости, то только в закрытом помещении, подальше от людей, чтобы никто не мог увидеть этого позорного и неприятного зрелища. Вспомнив самого себя под властью наркотиков и огромного количества алкоголя, и последствия этого безобразия, Томас поежился от неприятных воспоминаний.
- Почему ты просто не можешь взять и сдохнуть, сволочь?! – Оглушающий крик истерики, бессилия, и в сторону англичанина полетела бутылка. Блондин смотрел на Алана и отчетливо видел самого себя. Чуть больше месяца назад. Глоток виски, упавший черный король, и треск разбивающейся о стену шахматной доски, который разорвал тишину комнаты, сопровождаясь криком самого англичанина. Томас не успел вовремя опомниться, с большим трудом выныривая из плена своих мыслей. Однако он чудом, в самый последний момент, смог увернуться от летящего в него достаточно тяжелого и опасного предмета. За спиной раздался оглушающий звон бьющегося стекла, на спину и на лицо попали капли кроваво-красного напитка, а отлетевший в сторону осколок бутылки неприятно оцарапал кожу, оставляя за собой длинный и глубокий порез аккурат возле глаза, с промахом буквально в один сантиметр. Вскрикнув от боли и от дикого жжения в ране (все же помним про медицинский спирт, которым учтиво облили англичанина, верно?), мужчина, зажмурившись и опустив голову, зажал рукой рану. По бледной щеке потекли струйки крови, очерчивая плавные линии лица, плавно и лениво перетекая на шею. Тяжело и прерывисто дыша, мужчина, пересилив себя, отнял от лица руку, боязливо приоткрывая глаза, и с облегчением осознавая, что сегодня ему относительно крупно повезло. Поднимая голову, выпрямляясь во весь рост, Томас поправил челку так, чтобы та практически полностью закрывала половину лица. Стекающая по лицу кровь, постепенно окрашивающая в алый цвет белоснежные локоны, яростный взгляд единственного видимого голубого глаза, в сумме не самое лучшее зрелище, далеко не для слабонервных. Подойдя к врачу, англичанин, совершенно не контролируя свою силу, залепил ему звонкую пощечину, затем быстро хватая брюнета за шиворот. – Я не намерен слушать этот пьяный бред и дальше. – Прошипел англичанин, таща за собой американца, совершенно не обращая внимания на его протесты, без остановок бормоча что-то вроде «пьянь подзаборная» и «ненавижу». Ногой, открывая попадающиеся на пути двери, блондин, особо не церемонясь, втолкнул доктора в ванную комнату. Стянув с Мура очки, борясь с желанием вновь разбить их, к чертям собачьим, Томас оставил бесполезный аксессуар на краю раковины, следом, не говоря ни слова, методичными пинками заталкивая врача в душевую, не удосуживаясь даже стянуть с него одежду. Прижав всем телом американца к ледяной стенке, Свит кое-как умудрился включить на полную мощность холодный душ, который с радостью окатил обоих мужчин. Схватив Алана за запястья, с силой сжимая их, тем самым пресекая любые попытки хоть как-то шевельнуться, или, не дай боже, вырваться. Не желая слушать возмущения врача, Томас не нашел иного выхода из ситуации, кроме как накрыть губы американца поцелуем. Глубоким, требовательным, игнорируя все протесты, воспринимая это как само собой разумеющееся. На губах американца отчетливо чувствовался знакомый привкус виски, причем именно такого, который англичанин так любил, который смешивался с не особо приятным привкусом крови, поступающей из небольшой ранки на нижней губе, в сумме создавая очень странные ощущения, но от которых сложно было отойти, которые сложно было прервать. Одежда в мгновение ока намокла под ледяными тяжелыми каплями воды, обволакивая тело Мура, вызывая в сознании Томаса не совсем приличные желания, которые весьма трудно было игнорировать. Однако холодный душ умело отрезвлял его сознание, успокаивая, приводя мысли в норму, сортируя все по нужным полочкам, пробуждая голос разума и здравого смысла. Шахматист всегда точно знает, когда нужно остановиться. После той ночи, в комнате Алана, Свит поставил себе четкую цель: оградить себя от этого человека. Раз и навсегда. Забываясь в работе, забивая мысли всякой ерундой, по типу планов проведения тренировок, доводя свое тело до изнеможения нечеловеческими нагрузками, заливая сознание алкоголем. А так же забываясь в объятьях различных девиц, которые с превеликой радостью бросались Томасу на шею. Отстранившись от американца, Томас, насквозь промокший, вышел из душевой, отправляя штаны, с которых ручьем лилась вода, в корзину для белья, повязывая на бедрах небольшое полотенце. Англичанин подошел к раковине, нехотя заглядывая в зеркало, в котором отражался неприглядный блондин, больше напоминающий хищника, который только что разделался с очередной жертвой, с кроваво-красными следами на лице, такого же цвета челкой, которая всего несколько минут назад была идеально белой. Поморщившись от увиденного зрелища, Томас несколько раз плеснул себе в лицо водой, промывая рану и пытаясь смыть с кожи следы крови. – Ваши очки тут, рядом, целые и невредимые. Достаточно просто протянуть руку. Полотенце там – Томас кивнул в сторону так называемых вешалок, на одной из которых висело белое полотенце, а на другой белый халат. Хотя, какой толк? Доктор ведь все равно не видит, в какую сторону показывает англичанин. – Снимите одежду, можете взять халат. И убирайтесь отсюда отсыпаться, с глаз моих долой, пьянь подзаборная. Позорище. – Сквозь зубы процедил блондин, и с этими словами он мигом ретировался из ванной.
Уже спустя несколько минут он сидел на краю кровати, одетый в ярко-синие джинсы и в легкую полупрозрачную белую рубашку, которую даже не удосужился застегнуть хотя бы на пару пуговиц. От него больше не несло спиртом, а лишь легким, но приятным запахом одеколона. Выдвинув шкафчик, который был в одной из прикроватных тумб, Томас достал оттуда небольшой кусок ваты и небольшую бутылочку. Смочив вату перекисью, англичанин прижал так называемый компресс к ране на лице, которая до сих пор кровоточила. Безразличный взгляд голубых глаз остановился на заметно подрагивающих пальцах свободной руки. Мужчина стиснул зубы. «Всего десять минут его присутствия и я уже на грани. Спиртного у меня больше нет, а курить, предварительно не сделав тут уборку и не убедившись, что горстка пепла, упавшая на пол не будет стоить мне жизни, как-то не слишком разумно. Да твою ж мать…»

Томас не любил, не умел и не хотел терпеть боль. Рана на щеке отзывалась острой, ноющей, пульсирующей болью, отдавалась в висках, вызывая легкую мигрень. Абсурдно, но порой даже легкая царапина вызывала у него просто невыносимую боль, которую очень сложно было терпеть. Он не боится. Он просто не любит боль. Он привык причинять ее другим, часто и с удовольствием, упиваясь страданиями людей, наблюдая за их лицами, вслушиваясь в шепот и крики. Порой Томас искренне ненавидел себя за такую чувствительность. Пропитавшийся кровью кусок ваты летит в шкафчик. Мужчина достает новый кусок ваты, смачивает ее перекисью и вновь, тихо шипя, прикладывает к ране. В голове было абсолютно пусто. Никаких мыслей, никаких вопросов, абсолютная тишина. Тишина, которая давила на нервную систему. Томас искоса поглядывал на свою руку, пальцы которой судорожно дрожали, изредка непроизвольно сжимаясь в кулак. «Алан…», злобно, с пренебрежением и ненавистью. «Рядом с этим человеком просто невозможно оставаться спокойным. Где же твое хваленое хладнокровие, Сир? Растерял, пока тобой вытирали полы коридоров, таща до лаборатории? Он отравляет мою жизнь и мою психику, словно яд замедленного действия. Так больше нельзя. А ведь все равно не перестанешь думать о нем, Сир», англичанин мотнул головой, отгоняя от себя навязчивые мысли. «Почему он сегодня здесь. В таком состоянии», мужчина попытался вспомнить какие-то важные события прошедшего месяца, но ничего путного не лезло в голову. Что же он успел сделать, чем вызывал такой гнев американца? Это не давало ему покоя. «Будь бы на его месте любой другой человек, он был бы уже давно мертв. Я бы без раздумий свернул шею любому, кто позволил бы себе такую наглость. Это значит что к нему я отношусь как-то по-особенному. Бред. Не может этого быть» Томас с радостью бы выкинул Алана из головы, забыл бы о нем, найдя нечто более увлекательное, если бы мог это сделать. Находясь рядом с этим американцем, блондин начинал думать о совершенно диких вещах, которые не пришли бы в его голову даже в состоянии сильного алкогольного опьянения. Он заставлял его думать о прошлом, вспоминать те моменты из жизни, которые, как казалось, давно забыты и выкинуты в мусор. Он относился к брюнету как к своей собственности, собственноручно выводя на его спине своеобразную метку, однако с примесью еще каких-то чувств и отношений, которые Томас никак не мог разобрать и дать им правильное название. Они были незнакомы ему, и это пугало блондина. И именно поэтому он решил оградить себя от американца. Придерживая вату у раны, Томас свободной рукой несколько раз дернул цепочку на шее, сжимая в кулаке крестик. Он пытался успокоиться, выровнять дыхание, унять предательскую дрожь, выкинуть все неприятные мысли из головы, но все тщетно. Томас схватился за голову, откидывая пропитавшийся небольшим количеством крови кусочек ваты в шкафчик и закрывая его. Тело охватили неприятные ощущения: голова раскалывалась от боли, порез на лице ныл от острой боли, и предательская судорожная дрожь по всему телу. Вспомнив о том, что стука двери так и не последовало, что означало, что доктор не спешил уходить в свою комнату, Томас встал с кровати, чисто рефлекторно, словно желая избавиться от боли, прикрывая порез на щеке ладонью. Несколько уверенных и бесшумных шагов в сторону ванной комнаты. Буквально через несколько секунд до ушей доносится звон разбивающегося стекла. Хрупкий материал бьется об кафельный пол, разбиваясь на сотни кусочков. Неприятный, режущий, громкий звук, причиняющий ужасную боль. Томас прислонился к стенке, едва не падая. С силой стиснув зубы, мужчина, взяв себя в руки, собирая по закоулкам сознания остатки выдержки, доходит до нужной двери, приоткрывает ее, облокачиваясь о раму, деловито складывая руки на груди. Белоснежная челка с красными разводами спадает на глаз, прикрывая собой зияющий порез, второй же, видимый глаз, слегка прищурен и внимательно всматривается в обстановку, которая царила в ванной. Залитый водой пол, разбросанные осколки, размытые капли крови. Взгляд скользит выше. Высокий брюнет. Угольно-черные мокрые пряди, с которых все еще мелкими каплями стекает вода, липнут к бледному лицу. В глазах блестит слепая ярость. Насквозь промокшая одежда откровенно обволакивает тело, из порезов на руке мелкими каплями поступает кровь. Томас судорожно сглотнул, борясь с эмоциями, стараясь придать выражению лица как можно больше безразличия.
- Какая часть простого предложения «Убирайтесь отсюда» вам не понятна, мистер Мур? Или вы настолько отупели, что перестали понимать мой британский акцент? Я не повторяю трижды, знаете ли. Всему есть предел. – Стальной холод в голосе, отсутствие каких-либо эмоций. Выдержав короткую паузу, англичанин продолжил. - Может мне еще и суицид перед вами совершить, вешаясь на собственном галстуке, чтобы вам не пришлось утруждать себя? – С тенью насмешки произнес англичанин. Голос его был тихий, глубокий и абсолютно безразличный. Темп речи достаточно медленный, как будто англичанин не спешил выговаривать слово целиком, словно пробуя его звучание на вкус. И только тело пробивала предательская дрожь, которая выдавала крайнюю неустойчивость его психического состояния. – Если вы ждали от меня радостных криков, слез счастья, и податливости, мол, убейте меня поскорее, то вы ошиблись. Это не в моем стиле. – Продолжил англичанин, на минуту замолкая, сосредоточив взгляд на осколке зеркала, который доктор сжимал в руке. – Вам еще не надоело, сэр? Наступать на одни и те же грабли. В который раз уже? Если можете и хотите - убивайте. Быстро, без раздумий, без лишних действий, лирических отступлений и прочей ерунды. Но вы отнюдь не этого хотите, если я до сих пор жив, хотя вы с поразительной глупостью упорно делаете такой вид, будто лицезреть мой охладевший труп – едва ли не главная цель вашей жизни. Что может быть проще: зарезать или застрелить спящего человека? Дело нескольких секунд, я бы не успел даже дернуться. Но нет же.… Чего же вы хотите? Что вам, черт бы вас побрал, нужно от меня!? – Томас и сам не заметил, как на последней фразе сорвался на крик, опустив руки, с силой сжимая в кулаки,  что было ему совершенно не свойственно. В газах сверкал гнев, а по щеке медленно текла одинокая струйка крови.

Отредактировано Thomas Sweet (2012-10-18 00:04:23)

«Да перед кем ты распинаешься, Сир? Посмотри на него внимательнее, немного с другой стороны. Он же просто в стельку. Дрожит, еле держится на ногах, несет всякую чушь, и выглядит так жалко, что словами не передать. Ты же это так ненавидишь. Он тебя даже не слушает, не обращает внимания, оставаясь на своей волне, так что прекрати паясничать, оставь сценичный костюм за кулисами и успокойся. До чего же противно. И в чем же проблема, спрашивается? Что может быть проще, чем взять это ходячее недоразумение за шкирку и выкинуть из своей комнаты в коридор, словно бродячего ободранного щенка? Снова интерес? Желание увидеть, на что способен человек, который вдруг внезапно впал в неконтролируемое бешенство, хотя ранее казался эмоционально непробиваемым? Желание узнать его способности, способен ли он убивать людей осознанно, хладнокровно, за пределами операционной, держа в руках не свой излюбленный скальпель, а что-то другое? Чертов ты извращенец, Сир, воистину», иногда бывает очень полезно представить, что ты смотришь на сложившуюся нелепую ситуацию со стороны, словно простой наблюдатель, которого не слышно и невидно, но ничто не ускользает от его пристального взгляда. Томас томно вздохнул, на секунду-другую прикрывая глаза, пытаясь успокоиться. И вновь ошибка. Блондин никак не ожидал от американца такой быстрой реакции и таких относительно четких действий. Томас зажмурился, с новой силой сжимая кулаки, до боли в суставах, от резкой боли, пытаясь сдержать себя. Вновь его с силой тянут за волосы, запрокидывая голову назад. Томас тихо застонал от боли, прикусив нижнюю губу. Рана на щеке вновь начала ныть с новой силой, головная боль усилилась, тело пробила дрожь, сковывая мышцы в легкой судороге, из-за чего Томас не мог лишний раз шевельнуться, чтобы оттолкнуть от себя врача. Однако, услышав слова американца, мужчина в одно мгновение забыл о боли, перестав реагировать на нее. Он приоткрыл глаза, смотря на брюнета с легким недоумением. Почувствовав легкое прикосновение острого стекла к своей шее, англичанин хищно ухмыльнулся. Наверное, он должен был испугаться, но он наоборот ожидал следующего хода американца, чтобы, наконец, удовлетворить свое любопытство, которое не давало ему покоя. Однако, встретившись с ним взглядом, Томас лишь разочарованно вздохнул. «У него дрожат руки и, даже если он сам об этом не подозревает, в глазах отчетливо поблескивает неуверенность. Какое жалкое зрелище. Наверное, много лет назад, убивая того юношу в машине, я выглядел именно так, вызывая своим нелепым видом лишь жалость», подумал англичанин, однако, внезапно даже для самого себя, разразившись громким и истеричным смехом. «Все это до жути напоминает сцену ревности. Ревности? Сир, ну ты и идиот. И как давно его интересует моя личная интимная жизнь?» Американец отпускает его, вновь выкрикивая что-то невразумительное. Томас недовольно поморщился. Боль вновь вернулась к нему и он отчетливо почувствовал жжение на шее. Неуверенно проведя кончиками пальцев по месту дискомфорта, мужчина посмотрел на свои руки, на которых остались капельки крови. Англичанин вздрогнул, от одной только мысли, что его могли убить так же, как он зачастую убивал своих жертв. Но вот что странно: у блондина не возникло желания убить американца за эту наглость, накричать на него, или причинить боль. Он был уверен, что брюнет испытывает сейчас просто нечеловеческие страдания, и этого ему было достаточно. «Он мне напоминает меня самого. Когда хочется кричать, разбивать все предметы, до которых можно дотянуться, колотить руками по стенке, разбивая костяшки в кровь, теша себя слепой надеждой на то, что это поможет. Не стоит уподобляться ему, Сир. В конце концов, чего тебе самому хочется больше всего в такие моменты? Глотка адекватности и спокойствия?» - Какой отвратительный спектакль, сэр. – Холодно произнес Томас, опускаясь на корточки рядом с американцем. – До сегодняшнего дня? Вы хотя бы задумайтесь: кого вы хотите этим обмануть? Меня? Убийство и сейчас не является вашей главной целью. Посмотрите на себя, какое жалкое зрелище вы из себя представляете. Вы действуете слишком неаккуратно, сэр. Вам определенно надо меньше пить. – С этими словами мужчина провел кончиками пальцев по небольшой царапине на шее, из которой вытекали мелкие капельки крови, смахивая красные капли с кожи, затем проводя пальцами по губам американца. Свободной рукой он потянулся за выпавшим из рук врача осколком. – Ваши движения должны быть четкими, уверенными, доведенными до автоматизма. Все-таки вы не лягушку препарируете. – Томас усмехнулся, с размаху ударяя острием стекла о стену, аккурат возле уха американца. Хрупкий материал разбивается на части с противным звоном, неприятно царапая кожу рук. – И с каких это пор, док, вас интересует моя личная жизнь? – Англичанин провел кончиками пальцев по щеке врача, оставляя кровавые дорожки, скользя вниз, цепляя подбородок, поднимая опущенную голову брюнета. – Я не считаю своих любовниц, не веду статистик, и мало кого запоминаю. Это всего лишь взаимовыгодная услуга, ничего аморального, ничего личного. Они хотят, у меня стоит. А на утро все забудется. – Безразлично заметил Томас, рефлекторно пожимая плечами. – Неужели вы чувствуете себя ущемленным, док? – Нервный смешок. - Вы уж извините, но ваш жалкий вид меня совершенно не возбуждает. Или я переспал с девушкой, на которую вы имели виды? Тогда извините. Так получилось.

«Надо же, он еще в состоянии говорить относительно умные и достаточно сложные вещи. На самом деле он не столько пьян, сколько… черт, я даже объяснить это ощущение не могу. Он слишком хорошо соображает для пьяного. Но слишком неуклюже двигается. И галлюцинации, я уверен, что это именно галлюцинации, которые наверняка его преследуют, из-за чего во взгляде проскакивает что-то тревожное и неуловимое. Черт. Что же вы делаете с собой док? Да кто вам дал право!?», Томаса невероятно злил тот факт, что человек, который, как он сам считал, всецело принадлежит ему, сидел сейчас у стены, на кафельном полу, который был залит водой вперемешку с кровью, представляя из себя крайне жалкое зрелище. И если тогда на чердаке, или же в комнате врача, кровь на его теле смотрелась просто превосходно, то сейчас его потрепанный вид не вызывал ничего кроме злобы, с маленькой щепоткой жалости, которая не вызывала желания помочь ему, а лишь острую потребность добить, чтоб не мучился. Но мужчина понимал, что иногда нужно остановиться, переступить через все свои принципы, проигнорировать все раздражители и успокоиться, остановиться, прислушаться к голосу разума и последовать его указаниям. Нужно действовать так, как тебе выгодно, и только так. «Конечно, мои предположения могут оказаться верны, но я хочу услышать все объяснения именно от него. Но для того чтобы разговорить его, мне нужно для начала успокоить его, выводя из неконтролируемой истерики. В истерике истина не рождается, как не печально. Как же противно, до ужаса. Не хочу видеть его таким. Ненавижу» - Глупость. И какие же эмоции одолевают вас, сэр, что вы не можете просто вогнать мне в шею осколок стекла, обволакивая свои руки в кроваво-красные «перчатки»? Вы же ненавидите меня и мечтаете избавиться. В таком случае вам не должны мешать никакие эмоции, это все дешевые оправдания. – Как-то сухо и совершенно без эмоций ответил Томас. Все попытки превратить разговор в более-менее светский, свободный, терпели крах. Он не мог пересилить себя, ему хотелось рвать и метать. Руки дрожали, а по телу распространялось знакомое и неприятное ощущение. Его раздражало абсолютно все. Хотелось вновь закричать, нагрубить, ударить американца и без зазрения совести выкинуть за порог. «Нужно быть сильнее, выше, лучше», твердил голос рассудка, удерживая тем самым англичанина в более-менее адекватном состоянии, не давая вновь сорваться. В конце концов, еще никто ни разу не видел Томаса настолько разозленным, никто еще не слышал, чтобы он повышал голос. Никто, кроме американца. И это угнетало.
- Что вы хотите от меня услышать, Томас? Мои извинения за то, что я ворвался посреди ночи в вашу комнату? – Тихий голос без понятных красок и оттенков. Лицо, скрытое за влажными черными прядями и закрытые глаза. Как будто он пытался скрыться от чего-то, убежать, сделать шаг назад. Но поздно. Томас томно вздохнул, закатывая глаза. «Да идите вы к черту со своими извинениями!» – Извинения? Расслабьтесь, мне даром не нужны ваши извинения. Я уже сказал, что именно я хочу сейчас от вас услышать. – Томас шумно вздохнул, успокаиваясь, набирая побольше воздуха в легкие, чтобы вновь не сорваться на крик на этой реплике. – Ответьте конкретно: что вам нужно от меня? И только не говорите опять про яростное желание убить меня. Если прийти ко мне в комнату посреди ночи изрядно подшофе и устроить дешевый спектакль с неудавшимися спецэффектами - это все, что вы смогли придумать за месяц, то я разочарован. – «Я даже боюсь предположить, боюсь составить логическую цепочку. Хотя, все и так ясно, если задуматься и сложить все элементы пазла воедино, но все же», подумал мужчина, уже просто по привычке скользя пальцами по гладкой влажной коже американца, без видимой цели или умысла. – Зачем тогда вы вырезали эту мерзость на моей спине? – Раздается гневный шепот. Томас застыл на месте. У него было такое чувство, будто его прижали к стенке и больно ударили ногой в грудь, впечатывая в твердую поверхность. Он не хотел вспоминать ту ночь. Не хотел вспоминать детали. До этой самой минуты не хотел. Он даже не выслушал продолжение этой фразы, которую гневно шептал Алан, полностью погружаясь в свои мысли. «Мне бы тоже хотелось это знать. Даже мне самому не понятна большая часть тех поступков, которые я совершил в ту ночь, и это пугает меня. Мне просто захотелось. Захотелось сделать его своим. Целиком и полностью. Я просто потерял голову. Я даже не помню, как уходил из его комнаты. Помню только тяжелые ледяные капли, стекающие по телу, когда я оказался уже у себя в комнате. Это все, черт, ты, Алан, тогда свел меня с ума. Но черта с два я в этом признаюсь», подумал мужчина, вдруг внезапно захотел посмотреть на спину доктора, изучая почти зажившие шрамы. Наверняка его "роспись" на коже американца смотрится сейчас просто превосходно. Но вдруг Томас действительно почувствовал  легкий удар в грудь, вначале приняв его за слишком реалистичные ощущения от собственных мыслей. Потеряв равновесие, мужчина свалился на пол. Штаны и рубашка вновь намокли, плотно обволакивая тело а белоснежная ткань приобрела алый оттенок, впитывая в себя кровь вместе с водой. В руки неприятно врезались осколки стекла, заставляя мужчину тихо зашипеть от боли. Однако это его беспокоило меньше всего. Ни боль в ране на лице, ни от легких царапин на руках и на шее. Поднявшись с пола, уже собираясь хорошенько впечатать Алана в стену, проломив тому череп, мужчина подошел на шаг ближе к нему. Однако, не проронив ни слова, Томас лишь взглянул на Алана, который все так же сидел на полу у стенки, стягивая с себя насквозь промокшую водолазку, оголяя торс, вновь являя взору англичанина влажную бледную кожу. Перед глазами вновь проносятся короткие, но яркие моменты. Тихие, а затем срывающиеся предательские стоны удовольствия. Хриплые, протяжные. Податливое тело, реагирующее на любое, даже невесомое прикосновение. Капельки крови, стекающие по спине, очерчивающие линии тела, перетекающие на смятые простыни, впитывающиеся в ткань. Томас тряхнул головой, отгоняя от себя ненужные мысли, совершенно неуместные. Он не должен так реагировать на американца, не должен. Гнев тут же испарился, вновь пробуждая голос разума. Вести себя так, как требует ситуация, так, как выгодно. А две истерички в одной комнате – это не хорошо и не выгодно. Кто-то должен прекратить это. Аккуратно ступая босыми ногами по полу, мужчина на минуту вышел из ванной, вскоре возвращаясь, вновь склонившись над американцем, достаточно аккуратно взяв того за пораненную руку. – Не дергайтесь. – Достаточно тихо, но четко произнес Томас, обрабатывая и перевязывая порезы на руках американца. Конечно, он далеко не медик, но не раз и не два приходилось «латать» себя и своих, так сказать, напарников, так что действовал он достаточно быстро и четко. Альтруизм? Акт милосердия? Нет, ему просто надоело, что кое-кто пачкает своей кровью полы в ванной. И не только полы. Да и порезы на теле Алана, сделанные не Томасом, выглядели просто ужасно. Всего лишь оправдание. Очередное. – Что вы пили? Помимо виски. – Ненавязчиво поинтересовался англичанин, вспоминая сладковатый привкус на губах мужчины. Виски. Не спутать ни с чем. «Надо же как-то привести его в чувства.… И почему я чувствую себя настолько ничтожеством? Сначала не вышвырнуть эту подзаборную пьянь, так еще и пытаться помочь ему после всего, что он тут устроил… Томас, ты окончательно сошел с ума. Тут уже никакое жизненное кредо вроде «вести себя так, как тебе выгодно» не оправдание. Нет-нет-нет, я просто хочу побыстрее вычеркнуть его из своей жизни. А чем он спокойнее, тем быстрее это получится. Да, это более удобное оправдание», конечно Томас и не рассчитывал на то, что Алан быстро успокоится и продемонстрирует поразительную адекватность, быстренько раскладывая все по своим полочкам и выкладывая нужными порциями свои объяснения, но попытаться стоило.

- Что, хотите принести мне добавки? Боюсь, что мне придется отказаться. – Услышав это, Томасу вновь захотелось со всей силы влепить американцу звонкую пощечину, в призрачной надежде вернуть ему его потерянный разум на нужное место в черепной коробке. До ужаса наигранные нотки, проскальзывающие в его голосе, жутко раздражали. Вновь неумело, вновь невпопад. Как же вдолбить в человека простейшую истину, что если тебе решился помочь человек, который совершенно не привык никому помогать, то нужно терпеливо наслаждаться моментом и молчать, чтобы не оступиться и не наслать на себя его гнев? Обреченно вздохнув, успешно подавив в себе желание, причинить мужчине еще большую физическую боль, Томас поднял голову, насмешливо смотря на американца. – Боюсь, что все, что я могу вам предложить на данный момент – бокал вина, со щепоткой осколков темного стекла, кусочками этикетки, и, конечно же, с примесью пыли. – Коротко усмехнувшись, произнес англичанин, затем вновь опустив голову, продолжая все так же обрабатывать порезы на руках мужчины. Блондин хотел было сказать что-то еще, но повисшая тишина приносила ему неописуемое удовольствие. Эта тишина был спокойная и даже умиротворяющая с одной стороны, и мужчина не решился ее нарушить, чтобы не сказать ничего лишнего, ничего такого, что могло бы разрушить эту атмосферу. «Он наверняка скажет все сам», подумал англичанин. И действительно, вскоре тишину нарушил тихий, охрипший голос американца. Лишь одна небрежная фраза и вновь молчание. Томас не решался даже лишний раз шелохнуться, чтобы не спугнуть американца. Ситуация постепенно начала подчиняться планам наставника, и поэтому он терпеливо ждал и вслушивался в слова американца, словно пытаясь найти в них скрытый смысл и ответы на некоторые свои вопросы. Мужчина, закончив, наконец, обрабатывать и перевязывать порезы на руках американца, отпустил его так же осторожно, чтобы тот даже не заметил. – Не похоже на то, что и сейчас вы выпили больше одного бокала. Скорее всего, просто пару глотков. Непьющему человеку и этого порой достаточно, но вы еще наверняка смешали выпитый виски с чем-то еще. Поэтому я и спросил: с чем именно. – Спокойно отозвался англичанин, машинально пожимая плечами и говоря так, как будто и не было этой многоминутной паузы в их разговоре, все идет своей чередой. Не то чтобы Томас был заядлым алкоголиком, нет. Он просто слишком хорошо знает, как именно алкоголь действует на людей, и, чего уж греха таить, зачастую умело этим пользовался. Все-таки тот факт, что ты не можешь опьянеть как обычный человек, зачастую играет на руку. – Хотя, можете и не отвечать. – Чуть погодя добавил англичанин.
- Почему вы мне помогаете? Зачем вам это? – Вдруг внезапно произнес американец, кинув раздраженный взгляд на блондина. Томас, если бы он мог, с радостью, пафосом, размахом и силой ударился бы головой о стену несколько раз от чувства безысходности, которое так внезапно настигло его шкуру. «Когда же он перестанет задавать такие вопросы, которые заставляют меня серьезно задумываться над каждым словом. Когда это прекратится? Я не привык к тому, что общение с кем-то дается мне с особым трудом. Я не привык к тому, что не могу ответить на чей-то вопрос, к тому, что совершенно не могу подобрать нужные слова. И как же это меня раздражает, кто бы только знал», Томас томно вздохнул, на секунду прикрывая глаза и опуская голову. Челка вновь закрыла собой половину лица, скрывая от чужого взгляда грубый, слегка кровоточащий и ноющий от боли порез на лице. По щеке вновь скатилась одинокая капля крови, очерчивая овал лица, замирая на подбородке и срываясь вниз, разбиваясь о поцарапанную кожу рук англичанина. Подняв голову, Томас заглянул в глаза американца, не выказывая совершенно никаких эмоций. – Что? Не ожидали такого от отброса общества? Наверное, у меня просто вошло это в привычку. – Сказал мужчина, вспоминая небезызвестный случай на чердаке. – Или может, вы тоже считаете, что после всего, что вы мне тут устроили, было бы гораздо практичнее просто убить вас, а не тратить время и силы на альтруизм, да? – Усмехнувшись, закончил Свит. Тихо, спокойно, не повышая тона, стараясь не нарушать создавшуюся атмосферу частичного спокойствия. – Вам и не нужно понимать, не пытайтесь. – Пожав плечами, сказал мужчина. «Все равно никому не дано понять моих истинных мотивов. Даже мне самому порой» Окинув беглым взглядом Алана, убедившись, что он больше ничего серьезного с собой не успел сделать и первая медицинская помощь ему особо не требуется, блондин не мог не заметить какую-то нездоровую бледность кожи и легкую дрожь, пробивающую его тело. Томасу и самому было дико холодно. Ведь как только он успел согреться, его оттолкнули, опрокидывая на пол, прямиком в лужу ледяной воды, смешанной с кровью обоих мужчин.  И вот его одежда вновь намокла, неприятно прилипая к телу, заставляя того почувствовать неприятный холод. Но блондин старался на это как-то не обращать внимания, ибо не в первый и не последний раз такое случается, можно и потерпеть. Тем более что одежда намокла не так сильно, как в душе. А вот насчет американца... Томас сильно сомневался, что за его плечами был такой же большой опыт выживания в экстремальных ситуациях. – Снимите с себя мокрую одежду, сэр. Ведь не мне вам объяснять, какие последствия может повлечь за собой подобная небрежность. Принимать помощь тоже нужно уметь, Алан. Это никак не повредит вашей гордыне. По крайней мере, хуже точно не станет. – Сделав упор на последнее предложение, произнес мужчина, тут же продолжая. - Можете взять халат, или я могу принести что-нибудь из моих вещей. Я не думаю, что размеры у нас так сильно отличаются. А я пока сделаю вам кофе. – Томас поднялся, поставив баночку с перекисью и бинт на тумбочку у раковины. – Вы можете подняться? – Недоверчиво поинтересовался англичанин, смотря на мужчину, который продолжал неподвижно сидеть на мокром холодном полу, на всякий случай, протягивая врачу руку, чтобы тот смог ухватиться за нее и подняться с пола.