Самое главное правило жизни, которое действительно стоит запомнить – никогда не изменяйте своим старым привычкам, которые вырабатывались много лет. Даже если тетушка жизнь, используя свой тактический пинок, забросила вас черт знает, куда и черт знает зачем. Томас Свит всегда старался по максимуму следить за своим телом, не брезгуя, как и обычной зарядкой, так и серьезными тренировками. А вот последние случались с пугающей стабильностью. Такова жизнь преступника: все время куда бежишь, с кем-то дерешься, цепляешься за жизнь, калечишься, тем самым закаляя свой измученный организм. И все бы ничего, если бы не изнурительные тренировки в МО, которые длились около полугода. И вот, попав, наконец, в колледж, к преподаванию в котором его обучали шесть долгих и скучных месяцев, Томас отчетливо понял, что долгожданное свободное время ему просто некуда деть. И вот, решив хоть как-то разнообразить свой досуг, англичанин решил не изменять своим привычкам и каждый вечер наведываться в спортзал на свидание к излюбленному спортивному инвентарю.
А вот сегодняшняя тренировка как-то не задалась с самого начала, что не могло не огорчать мужчину. Весь день он провел буквально на нервах, срываясь даже на росший, на улице маленький кустик. Он решил, что небольшая физическая нагрузка решит все проблемы и избавит от непонятного и внезапного стресса. Но судьба была явно настроена против англичанина. Его раздражало абсолютно все. Вот тот мат слишком пыльный, а вон та скамья слишком красная, а этот канат слишком длинный, и хоть ты тресни, но не было ни одного предмета, который не вызывал бы у моего героя праведный гнев. Наверное Томас, сам того не подозревая, с головой окунулся в депрессию и апатию от осознания того факта, что прежнюю жизнь ему не вернуть и лучше и интереснее существовать на этой бренной земле, ему не удастся. А свободное время, которое у него появилось, как-то странно напоминало то самое время, когда ты отправляешься на пенсию и тебе совершенно нечем заняться, кроме как делиться своими познаниями с теми, кто помоложе, или же просто маяться всякой ерундой в поисках былых приключений. Пессимистическое мышление не свойственно этому индивиду, но всякое случается в жизни, можно и окунуться в депрессию раз в жизни.
Спортивный костюм был успешно отброшен в сторону, оставаясь лежать в спортзале в гордом одиночестве. Томас вновь облачился в свою привычную одежду, натягивая на себя строгие брюки, туфли, рубашку и жилетку. На руках привычные белые перчатки, в руке излюбленная трость, а зубах – зажженная сигарета. Вот таким вот оригинальным способом Томас выразил свое презрение спорту, отравляя свой организм очередной дозой никотина. «Какая глупость и какая ирония…», думалось англичанину. Тишину безлюдного коридора буквально разорвал громкий стук двери, ведущей в спортзал. Из помещения вышел мужчина, медленными шагами продвигаясь вглубь темного коридора, с каждым шагом все больше и больше погружаясь в свои мысли. Томас был так сильно «на своей волне», что не придал совершенно никакого значения тому, что к глухому стуку каблуков его туфель, присоединился звук еще одних шагов. Быстрых, размашистых и уверенных. Какое, собственно говоря, ему дело до юных (или не очень) полуночников, которым приспичило пройти в спортзал, или еще по каким-либо другим нуждам. Собственно говоря, Томас очень редко ошибался, но его ошибки всегда были тотальными и отражались на его теле в виде неприятных шрамов. Всего мгновение спустя раздался глухой удар. В затылке англичанина возникла дикая тупая боль, буквально сбивающая его с ног, заставляющая еще сильнее приложиться лбом к милейшему и пыльному напольному покрытию коридора. Сознание улетучилось быстро и незаметно.
Не хватает приключений в колледже, говорите?

Наверное, именно в такие моменты особо остро ощущаешь желание врезать себе по голове чем-нибудь особо увесистым за свои многочисленные жалобы на скучную и унылую жизнь. Давно пора было уже понять, что приключения с радостью найдут тебя, ты только жди, но нет. Так ведь не интересно.
Головная боль, которая не так давно немного утихла, вспыхнула с новой силой. Легкая боль волной прокатилась по всему телу, по незамысловатой территории «туда и обратно», под конец, концентрируясь в районе затылка. Сознание медленно, но верно возвращалось, мозговая деятельность возобновлялась и главный вопрос, который эхом отдавался по всей черепной коробке блондина: «Какого черта, что со мной произошло? Шел по коридору, упал, очнулся... и все что ли?». Решив не поддаваться панике и боли, с силой сцепив зубы, дабы не издать ни звука, и пока что не открывать глаза, Томас постарался для начала определить свое положение в пространстве и лишь, потом приняться за анализ ситуации. Хотя, какой, к чертям, анализ, когда голова от боли раскалывается на миллион частичек, а в ушах стоит непонятный гул, будто его аристократичную тушку засунули прямиком в тесно населенный пчелами улей!? «Плевать на все, сейчас не мешало, бы собраться с мыслями. Что-то мне как-то прохладно. И твердо. Значит, лежу на чем-то железном. Начало плохое и уже совсем неутешительное, что-то как-то даже продолжать перехотелось», думалось англичанину. Если вы просыпаетесь с ужасной болью в затылке и вы лежите на чем-то железном – жди беды. Томас несколько раз с силой сжал и разжал кулаки, с облегчением понимая, что хоть как-то двигаться он все еще в состоянии. Но вот сильный дискомфорт в запястьях и лодыжках, сковывающий самые важные телодвижения ногами и руками, его смутил. Хотя, это не совсем нужное слово. Вернее будет сказать, что Томас был практически в панике. Что же он успел сделать такого страшного, пока шагал по коридору?
Общим решением всех извилин было принято: самое время открыть глаза и хоть как-то осмотреть помещение, в котором он сейчас находится. Даже если разочарование и паника возрастут в два раза. Приоткрыв глаза и дернув головой, с целью убрать со лба белоснежную челку, которая закрывала обзор чуть более чем полностью, Томас тот час же вновь сощурился, от прилива достаточно яркого и неприятного света. То, что он находился сейчас не в мрачном помещении, окрашенном с черные и серые цвета – несказанно обрадовал. Наверное, осознание этого факта было самым приятным за последние минут пять. Вторая попытка осмотреть местность была более успешной, нежели первая. Сначала взгляд уперся в белый потолок с некоторым количеством неприятных и слишком заметных трещин, а затем, привыкнув к освещению, англичанин осмотрелся, стараясь не двигать головой (хотя бы потому, что после потери сознания не все чувства и физические возможности вернулись к нашему горе наставнику). Обилие медицинских принадлежностей и резкий запах, которым обычно отдавало во всех поликлиниках – было лишь очередным печальным и настораживающим наблюдением. Неожиданно для самого себя мужчина обнаружил, что в состоянии двигать шеей, а значит, увеличить свой кругозор, Томас взглядом наткнулся на одну крайне неприятную мужскую фигуру, облаченную в белый халат, восседающую на стуле, аккурат возле блондина. «А вот и, по всей видимости, виновник торжества. Какая прелесть», подумал Свит. Сказать, что он уже возненавидел этого человека, сидящего рядом и со скучающим видом перечитывающего какую-то ерунду – значит, ничего не сказать. И как-то плевать: виноват он в этой неловкой ситуации, или нет. «С другой стороны... я же всего два или три раза был чьим-то пленником... Увлекательно? Выбросим это из головы. Что ж… прибегнем к старой доброй тактике, которая еще никогда меня не подводила», пронеслось в голове блондина, и вот он со всей силы дернул руками и ногами в призрачной попытке вырваться, хотя сам он прекрасно понимал, что такая попытка в данной ситуации – просто без шансов. Но надо ведь построить из себя вспыльчивого дурачка.
- Эй, док. – В белом халате - значит доктор, верно ведь? «Какого черта тут творится, ты, пошлая пародия на жалкое недоразумение!?», хотелось бы сказать, но сдержался. - Что-то я не помню, чтобы я записывался на добровольное пожертвование своих внутренних органов, так что ошибочка вышла, отпускай. – Небольшая пауза, сопровождаемая до ужаса наигранной гримасой задумчивости. А о том, что Томас так и не вспомнил события, произошедшие с ним за последние двадцать четыре часа, и его голос звучал чуточку неуверенно (а вдруг правда записывался?), и говорить не стоит. – Или насиловать будете?

Да уж. Так открыто и так демонстративно его еще никогда не игнорировали. За это стоит отдать неизвестному доктору должное: атмосферу выдержал, вызвал еще больше ненависти к себе, в общем, продержался на должном уровне. Вместо того чтобы гримасничать дальше и входить в созданный так давно образ, Томас просто бросил это дело к чертям, внезапно понимая, что успеха от этого дешевого спектакля будет крайне мало. «Сейчас бы очень не помешало бы внезапное озарение, просветление в памяти, демонстрация воспоминаний в виде слайд шоу перед глазами. Все что угодно, лишь вспомнить: что же за неведомая ересь со мной произошла за последние сутки и кого я уже успел убить или покалечить», думалось англичанину, пока тот провожал взглядом мужчину в белом халате, который стремительно скрылся из поля зрения, оставаясь все таким же загадочным и молчаливым. И как же это раздражало. И что еще больше раздражало: этого человека он никак не мог вспомнить. А если он не мог его вспомнить, то это значит, что они никогда раньше не пересекались. «Тогда, простите меня, какого черта!?», подумал мужчина, попытавшись гневно стукнуть кулаком, но тут, же напоролся на препятствие, повязанное на запястьях. «И все-таки это очень странно. Может он на кого-то работает? Вот действительно дельная мысль. Но вот на кого именно? Черт, как же сложно жить, когда на один сантиметр квадратный приходится столько недоброжелателей»
До ушей блондина донесся лязг железа, тихонько бьющегося друг о друга. Плохой признак номер два: когда вы находитесь предположительно в медицинском кабинете, вы связаны по рукам и ногам, вы встречаетесь лицом к лицу со странным человеком в белом халате и затем слышите тихий шум перекладываемых инструментов – жди боли и беды. Воспользовавшись отсутствием безымянного доктора, Томас решил повнимательнее изучить крепления на запястьях. «Вот же гадство…», подумал мужчина, недовольно прицыкнув языком. Пока что никаких шансов на быстрый побег, но ведь не все еще потеряно, верно? Все чувства и ощущения потихоньку возвращались к англичанину, и от этого становилось как-то комфортнее, хотя неприятные ощущения присутствовали по всему телу, что означало, что он неплохо так поздоровался с полом. Все-таки действовать по ситуации и фактически не чувствовать собственного тела – не очень-то хорошо. Да и плюс ко всему это был верный признак того, что никакие медикаменты и наркотические вещества ему не вкалывали, пока тот валялся без сознания. Пока что не вкалывали. «Что мы имеем, Сир? Я не помню, что именно я делал последние сутки, а может и не сутки, а целый месяц... в общем: серьезный провал в памяти. Провал в памяти образовался потому что меня ударили тупым тяжелым предметом по затылку, и, скорее всего, перетащили в это странное помещение. Тащили по полу, так как от одежды сильно несет пылью. Очень сомневаюсь, что все это проделал именно этот хилый субъект, но все возможно. Я лежу на столе, со связанными руками и ногами. Этот странный субъект явно имеет нехилые медицинские познания и сейчас поплелся подготавливать инструменты. Пока никаких шансов на побег. ЗА-ШИ-БИСЬ! Зато скучно не будет!», подумал англичанин, шумно вздыхая и закатывая глаза. Да, информация скудная, но, имея хотя бы это, можно изобразить всезнающую жертву, которая ничегошеньки в этом мире не боится.
А тем временем в поле зрения вернулся виновник всего этого балагана. И почему на него потолок не свалился? Было бы просто замечательно.
- Инструменты еще должны простерилизоваться, так что у нас есть около сорока минут, чтобы освежить вашу память. – Неопознанный субъект подал голос, чем одновременно разочаровал и порадовал блондина. Свит уставился взглядом в потолок, изобразив настолько равнодушное выражение лица, что любой флегматик поперхнулся бы достоинством. «Освежить память, говоришь? Сколько раз я это слышал уже, а? Так обычно мстители-недоучки говорят. А это уже становится на миллиметр интересней. Что же я этому несчастному сделал?»
- Надо же, какое облегчение. А я уж подумал, что вы глухонемой. – Произнес мужчина своим обычным, холодным и равнодушным голосом. Вообще он выглядел так, будто попадает в такие ситуации едва ли не каждый день. Ну да, дело-то житейское. – Сорок минут? Если не начнете сейчас, боюсь, что не успеете. – Небольшая пауза. – Очень бы хотелось спросить: «какого черта происходит?», но я надеюсь на ваш длинный и увлекательный рассказ. Уж не разочаруйте – Не дерзить человеку со скальпелем, будучи лишенным свободы действий? Нет, не слышали.

Без лишних лирических отступлений, приступов агрессии и слов, неизвестный начал свой увлекательный рассказ. Мужчина даже слегка приподнял голову, дабы посмотреть в глаза этому амбициозному мстителю. Десять лет. Это же целая небольшая жизнь. Томас на мгновение задумался, пытаясь вспомнить дела давно минувшего десятилетия. С его-то насыщенной биографией это было слегка проблематично, но все-таки прекрасная память англичанина не заставила себя долго ждать. Обычно люди, с которые становились случайными и невинными жертвами скуки Томаса, забывались с потрясающей скоростью, словно какой-то ненужный мусор. Но вот тот самый, крайне подозрительный студент медицинского университета, вспомнился как-то слишком быстро. «По пьяни? Как жаль, как жаль, но я был практически в здравом уме и трезвой памяти, когда рефлекторно бил того юношу по голове. Когда твой мозг отказывается хмелеть от алкоголя – становится действительно необъяснимо страшно», думалось Свиту. «Значит, вот так он решил отплатить? Той же монетой? Суровые врачи нынче пошли, ничего не скажешь…»
- Да нет, знаете, припоминаю. Молодость – веселое время, знаете ли. Это был первый и единственный раз, когда я переступил порог высшего учебного заведения и я рад, что благодаря вам этот момент стал таким особенным и запоминающимся. – Произнес англичанин, расплывшись в легкой ухмылке. Не самое время для демонстрации своей потрясающей улыбки, но ничего с этим не поделать. Почему-то мужчине упоминание об этом дне показалось очень забавным. «Редко кто решается записаться в мстители после первых пяти лет ожидания пропавшего обидчика», Томас опирался лишь на свой богатый жизненный опыт в своих суждениях и был вынужден признать, что подобного с ним еще не случалось. Столь настырных людей не часто встретишь.
- Но это совершенно не важно. Мне не нужно ваше раскаяние. – Вдруг выдал брюнет, причем на полном серьезе. Томас еле сдержал легкий смешок, лишь продолжая растягивать губы в легкой и надменной ухмылке. – А в чем тогда смысл ваших действий? За что же вы боретесь? Вы же так старались ради того, чтобы отомстить мне за просроченный временем инцидент из вашей юности. А смысл мести как раз таки в том, чтобы заставить своего обидчика страдать, молить о пощаде и истерично раскаиваться во всех совершенных грехах. Разве не так? – Спокойно заметил англичанин, в который раз провожая взглядом брюнета, который вновь скрылся из виду. Надо было как-то разговорить этого злодея в медицинском халате, но головная боль мешала сосредоточиться на мыслях, просчитывающих ходы на три шага вперед. Мужчина аккуратно опустил голову, слегка прикладываясь больным затылком о стол. От резко усилившейся боли в затылке, блондин зашипел, с силой стиснув зубы и зажмурив глаза. Но благо боль благополучно отступила спустя минуту. «Да уж… колотил, небось, на совесть» Вид брюнета, вооруженного швейными ножницами, нависшего над англичанином, не вселял никакого доверия. Даже наоборот: сеял еще большую панику в сознании англичанина. Мужчина невольно дергал торсом, в призрачной попытке хоть как-то сохранить свои любимые вещи, которые разрезались на кусочки с особым докторским цинизмом. Глупо, но возражать или просить о пощаде хотя бы для своих вещей – недопустимо. Корона упадет.
Загнанный в угол дикий зверь впадает в отчаянье. Томас всегда тяжело переживал собственные промахи и поражения. Он не мог признать, что наткнулся на тупик в лабиринте своей жизни. Он не мог этого признать. Пальцы рук неконтролируемо и нервно подрагивали, стук сердцебиения отдавался в ушах неприятным гулом, пульс участился, дыхание стало более шумным. Преступник-неврастеник, кто бы мог подумать. Окончательным абсурдом стал тот факт, что симптомы заболевания проявились как раз в то самое время, когда брюнет благополучно лишил его верхней одежды, оголяя торс, и совершенно беззаботно водя пальцами по груди. Реакцию англичанина могли трактовать совершенно не так, как оно было на самом деле. И это бесило. К слову говоря, Свита крайне удивило поведение мужчины, и заставило задуматься: а может в его самом первом вопросе после пробуждения, была доля правды?
- Знаете, из вас бы получился вполне милый коврик. Разумеется, я имею ввиду ваш звериный облик. – Прошептал брюнет, наклоняясь к Томасу. Англичанин как раз смог рассмотреть лицо этого борца за правосудие, и как-то неохотно признал, что, если бы не эта выходка, то в нем было бы прекрасно абсолютно все. Так уж повелось, что мужчина обладал слабостью перед красотой, красивыми людьми и вещами. – Если это такой своеобразный комплимент, то благодарю. Вот только проверять это не советую. Терпеть не могу пыльные полы. – Ну а куда без своего любимого, родного и такого не смешного черного юмора?
Если говорить честно и откровенно, то Томас подумывал о том, что стоило бы принять звериный облик и выбраться из оков, но он всего на секунду представил массивного барса, лежащего на спине, с прикованными к столу лапами и мужчине стало как-то противно. – Не первый, значит,… неужели не я один имел честь собственноручно украсить вашу голову живописной раной, и вдоволь насладиться видом вашего бессознательного тела? Какая жалость, однако.

Как же это было мило, что эти двое так веселили друг друга в пылу обрывистых диалогов. К слову, Свит никак не отреагировал на внезапный и беспричинный приступ веселья врача. У каждого свое безумие и в это лезть не стоит.
Брюнет был логичен и последователен в своих мыслях, которые он озвучивал и почти подобрался к истине, поэтому Томас не видел смысла дерзить ему и начинать культурную словесную перепалку. Бывали на памяти мужчины люди, которые готовы были свернуть ему шею, отрывая голову и прибивая на стенку в качестве трофея, за украденные пять центов из их толстых карманов. Разные люди бывают, душа безумцев – потемки.
- Ну как ощущать себя на месте жертвы? – Поинтересовался брюнет. Англичанин не знал, на какой именно ответ рассчитывал этот индивид, и поэтому решил ответить честно и откровенно. – Совершенно ничего нового и экзотичного. - Рефлекторно пожимая плечами, произнес блондин. Удивить столь закоренелого преступника и, правда, сложно. Прослушав речь брюнета, мужчина лишь томно и шумно вздохнул и, если бы руки были свободны, то методично бы стукнул себя по лбу. Скольких приятных прелестей лишили! –Да, и я совершенно не об этом говорил, мистер. Причина и, правда, пустяковая. А вот ее следствие,… возможно, я задел ваше чувство собственного достоинства, возможно, вы получили какие-то травмы, а возможно…
- Вы с дружками сорвали мне эксперимент. – Раздался голос врача. Блондин еле заметно кивнул головой в знак согласия. Да, сорванный эксперимент для столь увлеченного своим делом человека – это серьезная причина для негодования. - Вот именно об этом я и говорил. – Все так же спокойно констатировал англичанин. Однако далее последовала одна совершенно неприятная вещь. Если именно Томас сорвал этому субъекту какой-то важный эксперимент, то это могло означать только одно. «Теперь понятно к чему инструменты готовятся» - И теперь я проведу его здесь, с тобой. Вернее на тебе. – Подтверждение размышлений англичанина последовало незамедлительно. – Я просто вне себя от счастья. – Скептически заметил мужчина, даже и не думая убирать наигранную ухмылку с лица. Хотя, казалось бы, радоваться совершенно нечему, но все-таки своему небольшому успеху стоило бы порадоваться. Ведь ему все-таки удалось хоть немного разболтать этого маньяка в докторском халате. Белые пятна в памяти постепенно испарились, и перед глазами предстала ясная и чистая картинка всего происходящего. От этого англичанину немного полегчало и дрожь, прогулявшаяся по всему телу, слегка унялась. Как только брюнет зашагал прочь из помещения, Томас в который раз с силой дернул руками, в попытке высвободиться, или хотя бы услышать победный легкий треск креплений. «Должно же быть хоть какое-то слабо место у этой чертовой хреновины… плюс ко всему не похож он на человека, который стал бы тщательно, просчитывая все на сотни шагов, готовясь к возмездию. Скорее всего, это произошло внезапно, когда он увидел меня в этом колледже, а это значит, что он все равно оступится. Убивать меня ему все равно не выгодно, если и сам не хочет украсить своим живописным трупом один из сделанных на скорую руку гробов», думалось Томасу, но его размышления были прерваны вновь донесшимся лязгом железа. Мужчина нервно дернулся, совершенно не контролируя силу и кое-как удерживая себя от резкого желания закричать. Дыхание вновь стало шумным и частым, нервная дрожь прошлась по всему телу, пальцы рук неконтролируемо и судорожно подрагивали, мышцы непроизвольно напрягались. Обычно неврастеников окончательно и бесповоротно выводит из себя любой тихий шорох, но Томас пытался держать себя в руках, как только мог. Он и так опустился ниже плинтуса перед этим ничтожным извращенцем. До ушей англичанина донесся звук тихих шагов. Брюнет вновь явился так же внезапно, как и исчезал ранее.
- Либо ты будешь хорошим мальчиком и добровольно возьмешь в рот градусник, либо кому-то будет чуточку больно. А может даже приятно – не утешительно, но многообещающе начал мужчина, поставив на столик какую-то непонятную банку с не менее непонятным содержимым. Тихий, едва уловимый звук соприкосновения стекла с поверхностью стола резанул по ушам, от чего Томас в очередной раз нервно дернулся, но уже с большей силой терроризируя крепления на запястьях, сжимая руки в кулак и прикусывая нижнюю губу. Но, не смотря на все эти неприятности, на лице блондина в мгновение ока заиграла самодовольная ухмылка. Взгляд прошелся по этикетке, наклеенной на банку. С губ сорвался смех. «Что он там сказал? Пора приниматься за работу? Кто бы мог подумать» – Так вот какой эксперимент у вас тогда сорвался. Занятно. Очень интересная работа у вас, да. Хотя, мне стоило догадаться. Док, да у вас ощутимые трудности в личной жизни, как я погляжу. Вам не кажется, что для подобных развлечений сейчас немного не та атмосфера, да и помещение как-то не располагает? В другое время, в другом месте возможно все получится – Тихо хихикнув и выразив в своем взгляде, который был устремлен в потолок, как можно больше презрения, хрипло произнес Свит. То ли сказалось обострение его психического заболевания, то ли серьезная черепно-мозговая травма, но слова как-то сами вылетали, совершенно не советуясь с мозгом. – Быть хорошим мальчиком, будучи при этом опытным киллером… как-то оно нескладно получается, вам не кажется? - Томно протянул англичанин.

Отредактировано Thomas Sweet (2012-08-13 16:37:56)

Как же это неприятно осознавать, что на твоем пути встал человек, который не попадает ни под один тип людей, с которыми до этого момента доводилось общаться. В случае Томаса, разговоры с людьми сходились до заштампованных фраз, выученных на зубок жестов и затертых до дыр тем для разговора. Всегда одни и те же тактики, изученные буквально досконально, но тут…
Англичанин прикрыл глаза, пытаясь глубоко и ровно дышать, чтобы хоть как-то успокоить свое бурное сознание, рисовавшее абстрактные картины, заставляющее прибегать к неадекватным действиям. Так уж повелось с давних пор, что мужчина не умеет признавать свое поражение, свою слабость. Загони его в угол, и он изменится буквально до неузнаваемости, поступая как пятнадцатилетний подросток, с шилом в одном месте. В голове гуляли мысли одна дурнее другой. На языке вертелись фразы совершенно неуместные и совершенно непривычные для такого неглупого человека, как Том. «Нужно просто успокоиться. Хотя это становится просто невозможно рядом с этим человеком. Уже давно никто не мог поставить меня в столь неловкое положение и заставить истерить буквально от каждого шороха. Я мог бы даже сказать, что восхищен им», подумал англичанин. «Никакой экспрессии, ни одна фраза не вызывает праведного гнева. Хотя, оно и верно… будь я на его месте, тоже бы наплевал на изречения, лежащей на столе лабораторной крысы, которая старается выглядеть храбрым диким зверем». Томас вновь погрузился в глубины своих мыслей, лишь частично улавливая речи доктора.
- Видать, у тебя было тяжелое детство. Деревянные игрушки, прибитые к потолку и все такое. Возможно, ты даже подвергался насилию, раз делаешь  такие поспешные и неправильные выводы.
Блондин усмехнулся. «Ну да, у всех преступников несчастное детство, как же я мог забыть. А большую часть современных маньяков в детстве насиловали похотливые отчимы. А если скажу, что устраиваю балаган только для того, чтобы выдавить из него эмоции, которые мне так нравятся, за которыми можно наблюдать вечность, наверное, не поверит. Да и зачем рассказывать все секреты сразу?», подумал англичанин, медленно приоткрывая глаза и добавляя выражению своего лица чуть больше мрачности, якобы, от нахлынувших воспоминаний о несчастном детстве. Хотя такового и в помине не было. Дети, которые полжизни провели на улице, подрабатывая мелкими грабежами, живя в старых подвалах заброшенных домов, назвали бы его сумасшедшим, если бы знали, от чего он отказался ради захватывающей жизни неуловимого преступника. У каждого безумца свое безумие.
- Раз ты до сих пор жив, значит, можешь рассуждать вполне логично и здраво. Давай так, ты держишь во рту градусник столько, сколько потребуется, а взамен я дам тебе обезболивающие, чтобы избавить от головной боли. Да и у тебя в горле наверно пересохло – произнес брюнет, выводя Томаса из состояния этакой полудремы. Дело даже не в извечном недоверии ко всему, что движется, дело в непоколебимой гордости англичанина, которая доходила до абсурда. Выполнять только то, что его просят, при этом, не имея никакого шанса сделать все так, как хочется ему – нестерпимая мука. Однако сейчас просьба приобрела достаточно интересный характер. Англичанин ответил не сразу. Он провел еще пару минут в томном молчании. А за это время дыхание выровнялось, сознание было уже не столь туманным, хотя дрожь в теле все еще присутствовала.
- Однако теперь это звучит более приемлемо и даже заманчиво. Хотя, я так понимаю, никаких гарантий того, что я получу от вас именно обезболивающее – нет. Да и получу ли – тоже вопрос. – Томас тяжело вздохнул. Слегка мотнув головой, он попытался убрать с лица челку, которая вновь налезла на глаза. Столь резкие перепады в разговоре от дешевого клоуна до здравомыслящего человека, начали немного пугать даже самого англичанина. Он не мог определиться с манерой общения, на ходу меняя маски, и это не есть хорошо. К слову, Томас больше размышлял вслух, чем обращался конкретно к брюнету. После короткой паузы, англичанин продолжил. – Принять помощь от своего недоброжелателя... что может быть глупее? Ну, так уж и быть, сударь. Тем более что пререкаться с вами скучно и совершенно не интересно. – И вновь улыбка, слегка прикрытые глаза. Англичанин даже приоткрыл рот, дабы врач пристроил, наконец, свой злосчастный градусник. «Доходит до абсурда и маниакального желания заставить этого человека бить предметы о стену в приступе гнева. Это было бы занятное и прекрасное зрелище. Вам удалось меня заинтересовать, и если выберусь отсюда хотя бы живым, то однажды всласть насмотрюсь на ваши эмоции», хотелось бы сказать это вслух, но время для этого еще не пришло. На секунду мужчина даже представил своеобразную сцену, которая несказанно порадовала его больную фантазию. И нет, это был отнюдь не план мести.

Услышав звук отдаляющихся шагов, которые свидетельствовали о том, что мужчина, облаченный в белый халат, вновь вышел из помещения, блондин шумно вздохнул, рискуя выронить градусник. На сей раз Томас даже не пытался шевельнуть руками или ногами, в припадочной попытке освободить свои конечности от оков. Он спокойно лежал на столе, слегка подрагивая от легкого холода, который распространялся по телу, и, устремив невидящий взгляд в потолок. Почему-то именно на него было приятнее всего смотреть в этом помещении. Мужчина все еще пытался усмирить свое сознание, в призрачных и безуспешных попытках контролируя свою, так редко проявляющуюся, болезнь. Но дикая головная боль, которая, ни на секунду не покидала его, а с каждой минутой все усиливалась, чрезвычайно сильно мешала. «Интересно сколько часов я уже здесь валяюсь? И, как ни странно, я до сих пор жив и относительно цел, даже не смотря на то, что нахожусь буквально в миллиметре от человека, который жаждет моей смерти. Хотя, нет. Если бы он действительно хотел бы меня убить за сорванный лет десять назад эксперимент, то он сделал бы это еще возле спортзала. Или же, если хотел увидеть мое выражение лица, услышать последние слова, насладиться моим позором, то подготовился к этому более тщательно и, когда я очнулся бы, то первое и последнее что я увидел бы – это блики света, идущие от скальпеля. Им определенно движет лишь какой-то извращенный научный интерес», подумал мужчина, еле заметно улыбаясь. «Люди, которыми движет интерес – страшные люди» Судил по себе – никак иначе. После своего первого, столь спонтанного убийства, Томаса вдруг заинтересовали люди. Но лишь как часть многообразной фауны планеты Земля. А что будет, если вогнать человеку в голову стилет? А если в горло? Как быстро он умрет? Как много крови вытечет? И успеет ли человек прокричать хоть слово перед смертью?
- Томас, ты полностью обращаешься в тигра или способен изменять какую-то определенную часть своего тела? – Произнес знакомый голос на чистом американском английском. Блондин ненадолго задумался. Информация вроде безвредная, почему бы и не поделиться своим секретом. Хотя какой это секрет? – И то и другое. – Многозначительно протянул англичанин. Отчасти так оно и было, хотя частичный метаморфизм проявлялся тогда, когда хотелось ему, совершенно не спрашивая волю хозяина. Но это формальности. «Было очень мило, когда однажды посмотрелся в зеркало и увидел белоснежные пушистые звериные уши, видоизмененный зрачок и усы на лице и чисто рефлекторно, всего одним правильным и сильным ударом, разбил неправильное зеркало кулаком. Кажется, на пальцах до сих пор остались мелкие порезы от стекла», подумал англичанин и совершенно невесело усмехнулся, медленно переводя скучающий взгляд, устремленный в потолок, на стены помещения. Наверное, именно сейчас, когда стрелка на таймере, который дважды заводил доктор, стремительно приближалась к нулю, он должен был трястись от страха, ожидая своей смерти, которая могла прийти в гости в любую минуту и быстро отобрать у него душу, а вместе с тем и жизнь. Страх должен был овладеть его разумом и заставить молить о пощаде, без устали дергать конечностями, захлебываться отчаяньем, впасть в истерику. Но мужчина вел себя достаточно спокойно, если не брать в счет кратковременное помутнение разума, которое он допустил не так давно. И, если бы Томас не лежал на операционном столе, прикованный к нему же, то всю эту милую сцену можно было бы принять за разговор двух старых друзей, которые из-за одного неприятного инцидента стали врагами на всю жизнь. «Какая ирония…» – Док, а вы боитесь смерти? – Внезапно поинтересовался блондин. Ему почему-то вспомнилось, как он спросил однажды у одного юноши, приставив к его виску дуло пистолета, боится ли он смерти, или нет. Бедняга начал пороть такой  дикий бред, выдавая это за философские суждения, что Томасу даже стало смешно. И интересно. Все люди отвечали на этот вопрос по-разному, но, ни в одном ответе не присутствовала лаконичность. Мужчина искоса посмотрел на протянутую руку брюнета, с не скрытым недоверием поглядывая на две белоснежные круглые таблетки. – Вы серьезно? Если это действительно окажется обезболивающее, то я даже готов сказать, что восхищен вашей честностью. – «Или глупостью… а если я их выпью, то буду еще большим глупцом» Слегка приподняв голову, англичанин вновь почувствовал дикую и нестерпимую боль в затылке, от чего он непроизвольно зажмурился и недовольно зашипел, словно разъяренный кот. – Да, боюсь, что без рук я никак не смогу взять у вас это лекарство. – С наигранной грустью произнес мужчина, вновь пытаясь смахнуть надоедливую челку со лба.

- Тогда получается, что я уже мертв. Так чего мне тогда бояться, Томас? А? – Поинтересовался брюнет, столь учтиво убирая надоедливую челку со лба блондина. Томас недовольно фыркнул, вновь услышав свое имя из уст на данный момент самого ненавистного, но все, же интересного и привлекательного человека. Будь бы сейчас другая, более выгодная ситуация, то англичанин непременно напомнил этому беспардонному человеку, что так часто повторять его имя – опасно для здоровья. Да и неведенье, которое оставалось за американцем – угнетало Томаса. Ведь сам он не знал о нем практически ничего. Даже имени. – Наверное, бояться, стоит все-таки настоящей смерти. Документально зафиксированной и физической. А еще, кончено, боли, которой непременно сопровождается смерть. К слову, в отличие от вас, док, я по-настоящему мертв. Трижды. И поэтому мне чуждо понятие страха и именно поэтому мне, собственно говоря, интересно узнать чего же боятся столь обычные личности, как вы, например. – Произнес англичанин, сделав ощутимый упор на словах «по-настоящему». Конечно, львиная доля этой фразы – ложь в чистом виде, смешанная с пафосом и приправленная сарказмом, но была тут и доля правды. Как бы это странно не звучало, но Томас действительно мертв. Конечно, это его заявление могут принять за обыкновенный бред, обвиняя во всем черепно-мозговую травму и психическое заболевание. «Один раз инсценируешь свою смерть – людям действительно понравится хоронить тебя, и вот, после второго раза их уже не остановить», усмехаясь, подумал мужчина. - Будет довольно досадно умереть от рук какого-нибудь мелкого хулигана, который пырнет меня ножом на улице из-за кошелька – донеслось до ушей англичанина. Мужчина ухмыльнулся, искоса поглядывая на американца. – Значит, смерть от рук опытного преступника с длинной и захватывающей криминальной биографией, из-за того, что вы располагаете слишком многой информацией, будет для вас даже приятной и утверждающей значимость вашей персоны? Занятно. – Произнес мужчина, без тени иронии или ухмылки, затем надолго замолкая, словно собираясь с мыслями. В целом Том был доволен результатом. Сформулировав вопрос всего из нескольких слов, он получил достаточно много ненужной информации и вдоволь наслушался страстной речью доктора на тему смерти, жизни, рая и ада. Конечно от прагматика и человека, который интересуется такой наукой как медицина, ожидать другого ответа не стоило, но все равно. «Прекратите удивлять меня. Я же не смогу вас столь цинично ненавидеть», думалось англичанину. Однако тень уважение к доктору тут же улетучилась, когда он снова открыл рот и начал говорить.
- Думаешь, я хочу тебя отравить? – Произнес брюнет, тут же составляя логическую цепочку и обвиняя Томаса в оптимизме, который в принципе был чужд ему. Англичанин недовольно прицыкнул языком, закатывая глаза. А вот теперь он начал потихоньку злиться, медленно, но верно закипая. – Прекратите делать из меня идиота. Оптимизм в мышлении мне не характерен. Я всего лишь думаю, что для человека, который разглагольствует о том, как приятно наблюдать за мучениями жертвы, оставляя ее медленно умирать, ваш поступок слишком альтруистичный. К слову, есть ведь яды замедленного действия и прочие не весьма приятные медикаменты. А мне, как человеку, который далек от медицины, подсунуть нечто подобное, тем самым заставляя страдать еще до начала вашего эксперимента – проще простого, не так ли? – Ровным голосом произнес англичанин, талантливо скрывая нотки раздраженности и легкой злобы.
- То же что ли оставить себе какой-нибудь сувенирчик? Тогда, пожалуй, я заберу себе твою трость… - внезапно заявил доктор. Томас отреагировал на эти слова практически мгновенно, удивленно смотря на брюнета, мысленно вновь пытаясь построить логическую цепочку произошедших этой ночью событий. «Наверное, он выкинул ее по дороге, как ненужный груз, который не несет никакой пользы и причиняет неудобства… Черт. Как представлю, что какие-то вшивые щенки носятся с моей тростью, хвастаясь, или просто ломая ее о чьи-то пустые головы…», думалось англичанину. Блондин прикусил нижнюю губу, что-то недовольно и гневно бормоча себе под нос. Томас действительно любил эту вещицу, но отнюдь не как воспоминание о разбитой семье, а как предмет, который не раз спасал его в самых различных ситуациях. Щелчок и стилет, так неожиданно появляющийся из трости, с молниеносной скоростью вонзается противнику в горло. Прекрасно ведь.
- Что же ты не изменил свой язык и не слизнул с моей руки таблетку, как и положено животному?
«Ох, ты… оказывается, этот доктор тоже умеет немного злиться. Причем у него это замечательно выходит, спору нет. Какое выражение лица, и какие сладкие нотки в голосе. Не удивлюсь, если в гневе он окажется поистине прекрасным» - Потому что именно этого вы от меня и ожидали, наверное. Не люблю действовать предсказуемо. – Произнес англичанин, едва заметно пожимая плечами. Глубоко вздохнув, набирая воздух в легкие, дабы вновь что-то сказать, Томас слегка приоткрыл рот, но в этот, же момент произошло то, чего он ждал меньше всего. Наверное, этот доктор тоже любит действовать только оригинально. Прикосновение его губ было бы достаточно приятным, если бы они находились в другой обстановке и положение Томаса не было бы столь унизительным. Глаза блондина нервно "забегали", в такт мыслям, которые метались в черепной коробке. Слегка зажмурившись и с трудом проглотив лекарства, которые ему так интересно преподнесли, Томас решил на мгновение придать этой ситуации еще больше пикантности и интересности, превращая простое принятие лекарства в легкий поцелуй, следом проводя кончиком языка по губам доктора, еле удерживаясь от острого желания прикусить тому губу до крови (ведь чем скорее американцу станет больно, тем скорее в ход пойдут скальпели). В момент, когда их секундная близость окончилась, англичанин, слегка прокашлявшись, тихо и нервно засмеялся. Ну очень нервно. Однако, промолчал, хотя на языке вертелось около сотни ругательств и тысячи претензий.

Томас продолжал тихо и нервно посмеиваться, как казалось, совершенно беспричинно. Даже получив смачную пощечину, после которой на его бледной щеке, помимо красного следа от удара, появились легкие царапинки, мужчина не умолк, а лишь залился смехом еще активнее и громче, при этом лишь флегматично поворачивая голову на бок и закрывая глаза. Все проходило именно так, как и надо, и это не могло не радовать. «К чему же тогда был этот дешевый спектакль. Он не просто безумец, он еще и мазохист, оказывается. Так смело распускать руки, затем передавая лекарство рот в рот, и при этом быть совершенно не готовым к одной маленькой и невинной шалости? Мило, что еще сказать. Надо было быть еще наглее, хотел бы я тогда посмотреть на выражение его миловидного лица» На самом деле, где-то в глубине сознания, он был несказанно горд собой, ведь он все-таки смог заставить этого человека как следует напрячь голосовые связки и разразиться гневным криком. А если учесть то неловкое и унизительное положение, в котором находился мужчина, то это можно считать вообще подвигом. Где же это видано, чтобы ученый кричал на свою лабораторную крысу? Хотя, какая разница? Ведь все делалось не для этого.
Томас, будучи человеком уравновешенным и по истинной натуре своей практически без эмоциональным, любил наблюдать за чужими эмоциями. Особенную любовь у него вызывали негативные человеческие эмоции. Нотки, которые проскакивали в голосах людей в то время, когда они истерически кричали на кого-то – настолько приятные и неповторимые, что англичанин не отказался бы слушать их вечно. У Томаса даже на секунду перехватило дыхание, от чего он снова слегка закашлялся, когда услышал крик доктора. «Все-таки в гневе он по-своему намного прекраснее, и даже не вызывает ненависти своими нелепыми угрозами и оскорблениями. Даже наоборот… немного жалости. И я был прав насчет него. Он не подготовился к этому моменту основательно и вот, шагая по шаткому тросу по пути к совершению мести, он оступился. Какая жалость. Теперь осталось быстро продолжить начатое», думалось англичанину. Мужчина, кстати, продолжал молчать, считая, что опускаться со своего воображаемого трона, для того чтобы ответить этому человеку – совершенно непозволительная роскошь для последнего. Пусть лучше вновь покричит на весь корпус.
Головная боль потихоньку утихала, и Томасу больше не хотелось лезть на стену и царапать обои от безысходности и дикой боли в районе затылка. Однако, не смотря на то, что таблетки, которые принял, Свит, оказались и, правда, обезболивающими, по телу прошлось легкое покалывание, которое стало уже столь привычным для мужчины. Обычно после этого неприятного ощущения, которое возникало внезапно, Томасу хотелось в очередной раз разбить зеркало, лишь бы не видеть себя с кошачьими ушами, или усами. «Надо же, эмоциональная встряска сработала именно так, как надо. Если бы я мог на все сто процентов контролировать этот процесс – было бы гораздо интереснее», подумал англичанин, открывая глаза. Не смотря на то, что на комнату опустилась темнота, очертание отдельных предметов казалось ему невероятно четким. Как будто кто-то подсвечивал их тусклым фонариком. Мужчина разочарованно вздохнул, в призрачной надежде сжимая и разжимая кулаки и проводя языком по зубам. «И не только интереснее, но и полезнее для моей белоснежной шкурки. Кошачьи глаза конечно прекрасны, но совершенно бесполезны… А вот от когтей, или клыков я бы не отказался. Особенно от клыков. Они были так уместны всего пару минут назад». Эмоциональная встряска, которую так оригинально устроил себе англичанин, нарываясь на гнев доктора, действительно сработала так, как надо. Внезапный и неконтролируемый частичный метаморфизм проявился, как и положено, в стрессовой ситуации, но проявился в совершенно бесполезной форме. В лучшем случае у Томаса изменил свою форму и функции только зрачок, от чего объекты, находящиеся в темном помещении, выглядели намного более четкими, чем при обычном человеческом зрении. «Твою ж мать…» Мужчине ничего не оставалось, коме как с силой напрячь руки и вновь попытаться потихоньку деформировать крепления. И вот бы вот он, тот момент, когда до ушей должен был донестись победный треск, но звук приближающихся шагов испортил все настроение. Англичанин выслушал брюнета, тихо и осторожно продвигающегося по темному помещению и совершенно не торопился с ответами, искренне желая полностью проигнорировать его, но почему-то такой ход ему показался крайне скучным.
- От того, что вы в который раз называете меня глупым созданием, сами от этого умнее ни для кого кроме себя не станете, поверьте. – Раздраженно отозвался англичанин. Обычно ему плевать на то, что о нем говорят малознакомые люди, и какое мнение строят, но этот человек слишком явно злоупотреблял хрупким терпением блондина. - Я практически никогда ничего не делаю без крайней на то необходимости. – Произнес брюнет с такой серьезностью, что Томас не удержался и вновь залился нервным смехом. – Да уж. Я заметил. – С издевкой, но слегка хрипловатым и дрожащим голосом, произнес Свит.
Искоса наблюдая за силуэтом доктора, который продолжал аккуратно продвигаться по помещению, следя за каждым его движением, Томас хитро ухмыльнулся. – Вы там осторожнее, не поскользнитесь. А то я думаю, что смерть от бытового несчастного случая – совсем не та, которая устроила бы ваш изысканный вкус. - Еле сдерживая легкий смешок, произнес англичанин. «Берегите себя... ведь я смогу устроить вам достойную смерть»